Неточные совпадения
Но человек сделал это на свою погибель, он — враг свободной игры мировых сил, схематизатор; его ненавистью к
свободе созданы
религии, философии, науки, государства и вся мерзость жизни.
В эту минуту обработываются главные вопросы, обусловливающие ее существование, именно о том, что ожидает колонию, то есть останется ли она только колониею европейцев, как оставалась под владычеством голландцев, ничего не сделавших для черных племен, и представит в будущем незанимательный уголок европейского народонаселения, или черные, как законные дети одного отца, наравне с белыми, будут разделять завещанное и им наследие
свободы,
религии, цивилизации?
Как человек серьезный и честный, он не скрывал этой своей
свободы от суеверий официальной
религии во время первой молодости, студенчества и сближения с Нехлюдовым.
В этом есть огромная примесь религиозного натурализма, предшествующего христианской
религии духа,
религии личности и
свободы.
-Жюсте или об апостоле Жан-Жаке; но разве папа Вольтер, благословлявший Франклинова внука во имя бога и
свободы, не был пиетист своей человеческой
религией?
Христианство есть
религия любви и
свободы.
Я очень ценил и ценю многие мотивы русской религиозной мысли: преодоление судебного понимания христианства, истолкование христианства как
религии Богочеловечества, как
религии свободы, любви, милосердия и особой человечности, более, чем в западной мысли выраженное эсхатологическое сознание, чуждость инфернальной идее предопределения, искание всеобщего спасения, искание Царства Божьего и правды Его.
Но перед лицом западных христианских течений эпохи я все же чувствовал себя очень «левым», «модернистом», ставящим перед христианским сознанием новые проблемы, исповедующим христианство как
религию свободы и творчества, а не авторитета и традиции.
Такого понимания христианства, как
религии свободы, такого радикального отрицания авторитета в религиозной жизни никто еще, кажется, не выражал.
Тареев утверждает
свободу абсолютной
религии духа от исторических форм и
свободу природно-исторической жизни от притязаний религиозной власти.
Религия любит жизнь и
свободу.
Его
религия есть
религия страха и насилия, а не любви и
свободы, как у Тареева, это
религия трансцендентного эгоизма.
В «Легенде» Достоевский имел, конечно, в виду не только католичество, не только всякую
религию авторитета, но и
религию коммунизма, отвергающую бессмертие и
свободу духа.
Евангельская вера — абсолютная форма
религии и погружена в безграничную
свободу.
Протестантизм был не только разрывом с Церковью, но и здоровой реакцией против уклонов католичества, против вырождения Церкви; протестантизм пытался восстановить
свободу Христову, которая была окончательно утрачена; в протестантизме утверждалось личное начало, которое лежало в основе
религии Христа.
Христианская
религия есть
свобода во Христе.
Преследования и принуждения в делах веры и совести невозможны и нецерковны не в силу права
свободы совести или формального принципа веротерпимости, что не важно и не относится к сущности
религии, а в силу долга
свободы, обязанности нести бремя, в силу того, что
свобода есть сущность христианства.
И если свойства эти не противны
свободе и не должны вести к принуждению и насилию, то потому только, что
свобода входит в содержание христианской веры, что
религия Христа исключительна в своем утверждении
свободы и нетерпима в своем отрицании рабства, насилия и принуждения.
Что люди, чуждые вере, враждебные
религии, не могут говорить о религиозной совести и бороться за религиозную
свободу, это, казалось бы, само собою очевидно.
Вся историческая драма
религии Нового Завета в том, что Новый Завет человека с Богом, Завет любви и
свободы не был еще соборным соединением человечества с Божеством.
Христианство должно быть нетерпимо, но как
религия свободы оно должно быть нетерпимо к принуждению.
Закон Ветхого Завета, как и всякий закон до Христа, был лишь предварительным подготовлением человечества к принятию
религии любви и
свободы.
На формальную почву не может быть поставлен вопрос о христианской
свободе, он должен быть поставлен на почву материальную, т. е.
свобода в христианстве должна быть осознана как содержание христианской
религии.
Свобода в христианской
религии не есть формальный принцип, как в политическом либерализме, не есть
свобода безразличная, бессодержательная.
Поэтому христианство есть
религия свободы, свободного обличения невидимых вещей, в царстве которых правда прославлена.
Для Гюисманса христианство не столько
религия свободы, сколько
религия, освобождающая от
свободы.
Все, что я буду говорить, направлено к обнаружению той истины, что христианство есть
религия свободы, т. е. что
свобода есть содержание христианства, есть материальный, а не формальный принцип христианства.
Религия Христа не есть уже
религия жертвы и закона, а
религия любви и
свободы.
В
религии Христа
свобода ограничена только любовью, христианство —
религия свободной любви и любящей
свободы.
Совместим ли догматизм
религии с священнейшим достоянием философствования, его
свободой и исканием истины, с его правилом — во всем сомневаться, все испытывать, во всем видеть не догмат, л лишь проблему, предмет критического исследования?
Лишь в царстве будущего века, когда «Бог будет всяческая во всех» [«Да будет Бог все во всем» (1 Кор. 15:28).], станет более имманентен миру, нежели в этом веке, а потому и самая возможность
религии, в значении ее как ущербленного богосознания, упразднится, лишь тогда человеческой
свободе уже не дано будет знать или не знать Бога, верить или не верить в Него.
В настоящее время, когда вкус к серьезной и мужественной
религии вообще потерян и капризом субъективности с ее прихотливо сменяющимися настроениями дорожат белее, нежели суровой и требовательной
религией, не терпящей детского своеволия, религиозный индивидуализм находится в особой чести: те, кто еще снисходят до
религии, чаще всего соглашаются иметь ее только индивидуально; личное своеволие явным образом смешивается при этом со
свободой, которая достигается именно победой над своеволием.
Подняться из плена мира к Богу, из порабощенности в царство
свободы — такую жажду пробуждает в душе всякая
религия, и тем глубже, чем выше и совершеннее она сама.
Потому
религия исторична по своей природе, вернее сказать, она возвышает историческое до кафолического, и тот, кто не ведает этого, кто брезгает исторической эмпирией под предлогом
свободы вдохновения, тот недоросль в
религии.
И, поскольку
религия отрицает
свободу любви, она находится во власти социальной обыденности и исполняет её заказы.
Это коммунистическая
религия, а не экономика, враждебна христианству, духу,
свободе.
Признание
религии частным делом, т. е. признание субъективного права
свободы совести, есть обычный параграф либерально-демократических программ, и этот принцип взят социал-демократией из либеральной демократии.
В буржуазном государстве коммунисты должны быть за
свободу совести, за отделение церкви от государства, должны отстаивать тот принцип, что
религия есть частное дело.
Официальные представители христианства, как, впрочем, и всех
религий, всегда относились подозрительно к мистике как к сфере внутренней
свободы духа, которая с трудом может быть уловима и регулируема иерархической властью.
Религия любви еще грядет в мир, это
религия безмерной
свободы Духа [В. Несмелов в своей книге о св. Григории Нисском пишет: «Отцы и учители церкви первых трех веков ясно говорили только о личном бытии Св.
Он охотно согласился со мной и стал описывать, как тяжела и ответственна должность учителя, как трудно искоренить в мальчике наклонность к злу и суеверию, заставить его мыслить самостоятельно и честно, внушить ему истинную
религию, идею личности,
свободы и проч.
И соблазненный социалистической
религией человек предает свою духовную
свободу за соблазн хлеба земного.
Религия социализма прежде всего ставит своей целью побороть
свободу,
свободу человеческого духа, которая рождает иррациональность жизни и неисчислимые страдания жизни.
Нынешнему возрасту человека, нынешним временам и срокам может соответствовать лишь
религия свободы,
религия дерзновения, а не страха.
Христианство есть
религия свободы.
Религия свободы —
религия апокалиптического времени.
И потому христианство не открыло еще себя полностью как
религию свободы.
Сам же он в своей
религии свободы духа выходит за пределы исторического православия и католичества, он обращен к грядущему, в его откровениях о
свободе есть что-то пророческое.
Представители
религии социализма «ставят в заслугу себе и своим, что наконец-то они побороли
свободу и сделали так для того, чтобы сделать людей счастливыми».
Там есть уже идейная диалектика «Легенды о Великом Инквизиторе», в которой утверждается
религия свободы.